Глава семнадцатая. Время и мочегонное — лучшие лекари

Я рассчитывал, что большая часть тех, кто следовал за нами от дома Шмелевых до «Южной», ждет меня внизу, на перроне метро. В сутолоке перехода они прицепили мне радиомаячок, который я успел «передарить» какому-то дядечке. Он уже спускался по эскалатору вниз. Но под землей от радиопеленга мало толку. Сигнал экранируется. Стоит оторваться, удрать на другую станцию, и хрен тебя кто засечет. Поэтому они просто обязаны были послать лучших заранее вниз. В метро не так-то просто следить незаметно, нужны классные спецы. Значит, наверху они оставили максимум парочку в переходе.

Ну и машина должна иметься где-то по соседству. На тот случай, если объект уйдет на транспорте. Это если Шмелевых обложили по всем правилам.

Самое простое и надежное в такой ситуации — уходить дворами, в которых негде развернуться на авто. Если меня запустили в метро, вряд ли наверху осталась группа захвата. Значит, имелся шанс без особых проблем взять языка наверху и спросить у него, кому обязан Шмелев таким вниманием. Вот я и метнулся мимо турникета к выходу, а там по переходу — вверх. Двигался полубегом, поэтому поспешавшую за мной парочку обнаружил быстро. Молодая женщина в спортивном прикиде и бичеватый мужик за сорок. Торопились они врозь, охватывая меня в клещи. Остудить преследователей труда не составляло. Но я боялся, что машина с группой захвата неподалеку. Не хотел открывать боевых действий первым. Да еще и не зная с кем. Микрорайона шмелевского я совсем не знал, несся наобум, мысленно вспоминая автомобильную карту.

Где-то там, за домами, должна быть «Чертановская», торговый центр и масса ларьков.

Чувствовал, что зверею. От усталости и перенапряжения, наверное.

Мало мне своих заморочек, так еще и Женька подсиропил.

Но с друзьями всегда так. Радости уравновешиваются заботами.

И все-таки достали меня ролью загнанного зайца! Хорош я сейчас: взмыленный, неуклюже придерживающий на бегу норовящую улететь широченную шляпу, с выскочившим из воротника, развевающимся за спиной шарфом. Очень, должно быть, похож со стороны на испуганную, впавшую в панику беспомощную дичь.

Я споткнулся, захромал, резко сбавив скорость, и начал сворачивать наперерез мужичку, когда прямо передо мной мягко засветился плафон в салоне какой-то иномарки. БМВ. Молодой изящный мужик раскладывал на заднем сиденье какие-то свертки. Погоня, увидев мою слабость и подворачивающийся мне шанс, прибавила ходу. Но — все еще молча, все еще без оружия в руках. Не милиция.

Те бы уже давно разорались или даже стрельбу открыли. Им, коль они передо мной обнаружились, скрывать от населения нечего, да и не умеют теперешние менты в массе своей тихушничать. Те, кто умел, ушли туда, где поденежнее или почище. А эти, мужик с бабой, тихо стараются взять, не привлекая внимания к себе. Либо урки, либо федералы из органов.

К милиции у меня отношение осторожное. Но не такое, как у Шмелева. Мне с ней дело иметь не страшно, а хлопотно. Она для меня — та же армия, в которой я хоть и бывший, а все ж таки офицер. Слишком много моих однополчан стало мильтонами, слишком тяжела и паскудна нужная их работа, чтобы я всерьез мог воевать со своими. Меня коробит, когда солдат зовут «мусорами» или «ментами». Не на облаке живу, никого не идеализирую. Но — коробит.

Предпочитаю знакомое с детства «мильтон». Все-таки не «мент». Приложить, если кто-то из них обнаглеет, — это одно, а вот калечить или поносить не могу. «Свои» они мне, так иху мать, власть советскую.

Органы — другое дело. Я сам себе орган. Тут мы на равных: они — те же урки, только при погонах и должностях. Однако если урки на закон плюют, но озираются, то эти — нет. Наоборот, он сам перед ними юлит. Да, хорошо бы с какой-нибудь такой «конторой» подружиться (кроме, конечно, родного УПСМ).

Лучшая крыша из возможных. В свете вышесказанного я демонстративно притормозил возле «бээмвухи» и вроде бы полез в салон. Ключи торчали в замке зажигания, что означало дополнительные возможности.

— Стой! — наконец выкрикнул бичеватый, но не в полный голос. А так, для понимающих, в чем смысл ситуации. — Лежать! Руки за голову! Стрелять буду!

Молодой хозяин машины решил, будто эти крики касаются лично его, и очень привычно повалился на пол салона. Подивившись его прыти, я испуганно бросил сумку рядом с машиной, задрал руки и повернулся к преследователю, наставившему на меня ствол.

— Не стреляйте! Что вам надо?! Я тут ни при чем. Я юрист, член коллегии адвокатов! — Я старался и держаться и думать соответственно: "Я маленький, взъерошенный. В панике. Руки трясутся. Чего тебе меня бояться?

Ты такой большой и сильный! Опытный очень. Я же от тебя убегал? Убегал.

Значит, боюсь без памяти!"

Он поверил. Пистолет держал уже стволом вниз, приближался хотя и настороженно, но вполне распахнуто. Женщина, увидев, что опасного сопротивления нет, резко сбавила шаг и оружия не достала. Далее все происходило, как в тренировочном зале. Когда его левая рука стала обхлопывать мою левую подмышку, я зажал ее предплечьем, одновременно врезая ему щепотью правой под ухо. Есть там точка, от удара по которой мышцы шеи сжимаются спазматически, забрасывая голову назад. Затем, повернув его к себе спиной, не обращая внимания на вывалившийся из его ослабевшей руки белесый ТТ, достал свой ПМ. Прихватив горло бичеватого в замок, я наставил «макарку» на опомнившуюся даму. Она уже и молнию куртки расстегнула, и левую руку за пазуху сунула. Света от лампы над подъездом и от окон мне хватало, чтобы видеть все четко. Я крикнул ей:

— Стоять! Руки вверх!.. Тебе, дура, что, стрельбы не хватает?.. Иди ближе. Да шевелись ты, пока ментовки не понаехали!..

Пошла живее. Выходит, я прав: шуметь и привлекать внимание им не хочется. Выправка у нее заметно строевая. Пока идет, бросаю быстрый взгляд назад. Так и есть: наш молодой человек зашебуршился, пытаясь что-то достать из-под водительского сиденья. Возвращая взгляд к женщине, бросаю ему через плечо:

— Ты бы лежал, а? Не по тебе базар!.. — И дамочке: Ну, шевелись, ты, кривоногая! — Пусть обидится и думает не обо мне, а о том, почему я ее кривоногой назвал. Судя по тому, как и какими микрофонами они нафаршировали шмелевскую квартиру, по изрядно истершемуся ТТ — не высокого класса исполнители. Или фирма бедная. Или руководитель странный. Или специально подставляются.